В большие праздники всегда особенно заметно, когда в семье есть какие-то традиции и привычки, принесенные во взрослую жизнь из детства. Всегда интересно, как они создаются и передаются, почему у кого-то их нет, а другие – бережно хранят?..
В поселке Тярлево под Петербургом есть храм, сама история которого – иллюстрация преемственности. Сын последнего настоятеля, расстрелянного в 30-е годы, помня завет матери, в конце 90-х начал восстанавливать церковь, где служил отец, и тоже стал священником. До самой смерти он приезжал служить на вновь создаваемый Свято-Преображенский приход, заботой о котором с 2002 года занимается протоиерей Александр Покрамович. А помогает ему вся его большая семья – супруга, семь дочерей и три сына, один из которых тоже стал священником.
«Батя» поговорил с двумя отцами Александрами Покрамовичами – старшим и младшим – о семейных традициях, детско-подростковых взаимоотношениях со сверстниками и воспитании в сложные времена.
Отец Александр Покрамович-старший о сыне-священнике: «Он себя позиционировал как музыканта, а когда начал духовное образование, в процессе появился интерес. В музыке он тоже себя проявляет – до сих любит всё, что с ней связано, его хлебом не корми – дай в хоре попеть. Но он обрёл и радость священнического служения Богу. Мне было важно передать кому-то духовное наследство. А у Александра есть предрасположенность».
Пасхальные традиции: дети не знали, что бывает иначе
Отец Александр-старший:
Праздник у нас начинался на Страстной Седмице, когда матушка начинала готовить пасхальные яства. Дети очень любили, когда это всё заготавливалось. По молодости мы собирались такой православной группой – было много детей, много родителей. Собирались мы на квартире одной нашей знакомой – сейчас она монахиня – и устраивали конкурс куличей. Наша семья выигрывала (смеётся).
Помню, была ситуация, когда мы переезжали на этот приход, на Пасху здесь оказались мы вдвоём со старшим сыном Николаем, а наша семья оставалась на прежнем месте моего служения. И у нас с сыном не было ничего. Он всё спрашивал: «А будет хоть что-то из того, к чему мы привыкли?» Он очень расстраивался, что не будет привычных праздничных каких-то вещей. Мы выкрутились, как могла, а на следующий день приехали остальные дети и привезли все, что надо.
Отец Александр-младший:
Для меня праздничные традиции были вещами сами собой разумеющимися… У нас никогда не было ёлки на Новый год, а 5-го или 6-го января мы всей семьёй ёлку наряжали. И я очень удивился, когда узнал, что бывает иначе.
Как праздновали Пасху, очень хорошо помню. Одно из самых ярких воспоминаний: Великая суббота, когда мы красили яйца, готовили куличи, помогали собирать пасхальную снедь. Потом была ночная служба – нас маленьких не всегда на неё брали, и мы ждали, когда родители вернутся, ведь сразу можно будет что-то вкусненькое съесть, до этого-то ничего из приготовленного есть нельзя (улыбается). Обычно потом мы шли в храм на пасхальный молебен, а после него был праздничный стол.
Покрамовичи: отец Александр-старший с женой и детьми
Дети-«исповедники»: верующий ребенок в неверующей среде
Отец Александр-старший:
Дети ходили в обычные школы и, конечно, ощущали разницу между жизнью нашей семьи и жизнью многих их одноклассников. Старшие дети застали советскую власть, когда в школе их заставляли снимать и даже отбирали крестики. Ещё они сражались — не хотели вступать в октябрята. Когда всех принимали, наши специально прогуляли школу. Но им потом всё-таки навесили эти значки. Хотя это был уже конец советской власти — после 1988 года, когда уже произошел перелом.
Сначала мы жили в Петербурге, у нас был свой круг православных родителей и детей. Мы собирались, дети общались между собой, так что они не чувствовали себя ущемлёнными.
А вот когда я поехал служить в Карелию – а это была такая показательная атеистическо-коммунистическая республика – там всё было очень сурово. В Сортавале не любили вообще никого, кто как-то выделяется. А священник и его дети… Про меня в городе слухов, сплетен было больше, чем про мэра. Соответственно, и детям досталось. Но они не жаловались.
Отец Александр-младший:
Я родился в 1987 году. Старшие жили в Питере, общались в православной среде, а я вырос в Карелии — там другая была ситуация. В школе меня, бывало, дразнили из-за того, что я сын священника и хожу в храм. Городок маленький, все знали отца — он был самым обсуждаемым человеком (смеётся). Со сверстниками я пытался спорить, но в какой-то момент понял, что это бесполезно — не слышат, всё равно верят слухам, какими бы бредовыми они ни были. Проще не обращать внимания, чем объяснять. Верующих сверстников у меня там было немного. Но так получилось, что все мои светские друзья в дальнейшем крестились.
А в более сознательном возрасте, когда я поступил в среднее учебное заведение, было уже совсем другое отношение — я со всеми находил общий язык. Я не заносился так, что «вы неверные, в ад пойдёте», так что соприкосновение было нормальным. Мы должны оставаться людьми, с кем бы ни встречались.
Отец Александр Покрамович-младщий – духовник фестиваля непрофессиональных короткометражных фильмов «Плёнка», в третий раз состоявшегося в феврале 2022 года. «Одно время я сторонился православной молодёжи потому, что они такие правильные – чуть что не так, сразу: “А ты точно православный?” – смеётся отец Александр. – А на фестивале я увидел другую православную молодёжь, без всякого зазнайства и излишнего фанатизма, нормальных позитивных людей без перегибов». Фестиваль дает возможность творчески высказываться на темы, которые волнуют. Его цель – показать, что разные молодые люди могут общаться между собой, что, невзирая на религиозные и субкультурные границы, мы можем находить общий язык.
В сложные времена нужно уметь радоваться
Отец Александр-старший:
В те же 90-е, в особенно сложное время, внутренне мы однозначно чувствовали себя более стабильно, чем многие другие. Есть известное выражение: «как у Христа за пазухой». Человек, пришедший к Богу, чувствует себя как-то по-особенному защищённым. И наша семья – не исключение.
Финансово было очень тяжело – у меня к тому времени было уже много детей. Но мы не чувствовали обездоленности или страха перед будущим. Наоборот, была уверенность, что всё будет хорошо.
Раньше, по-моему, не было таких претензий к родителям, как теперь. Было много малообеспеченных семей. У меня в детстве был смешной случай. Я всегда считал, что моя семья не очень обеспеченная. Если мама покупала яблоки, то они резались на половинки, которые выдавались мне и брату в лучшем случае раз в день. По одной котлетке, по чуть-чуть всего, вещи покупались очень редко. И вдруг мой одноклассник сказал, что я «очень зажиточный» – оказывается, они живут ещё хуже. Так что всё познаётся в сравнении.
Лучше в нищете, но в любви. Много раз я наблюдал: если дети знают, что такое нужда, они становятся лучше – им есть куда стремиться и, главное, они более человечны, понимают, что такое быть голодным или когда не купить какую-то вещь, которую хочется.
Когда мы приехали восстанавливать этот храм, у нас был семейный подряд (смеётся). Когда благочинный отправлял меня на этот приход, он сказал: «Матушку сажай за свечной ящик, дети у тебя поют…» Так что со службой проблем не было. Сложнее было с собственно восстановлением храма, но все поучаствовали – ломали то, что было нагорожено за советское время, все вместе разгребали мусор, перекрывали крышу, строили звонницу. Конечно, когда живём одним делом – это очень укрепляет семейные отношения.
Отец Александр-младший:
В 90-е благодаря родителям я чувствовал себя более-менее ровно — родители не дали нам заметить эти тяжёлые времена. Они оберегали нас, а сами мы ещё не очень понимали, что происходит. По крайней мере, у нас дома всегда была еда, были какие-то овощи, фрукты. Помню, как папа получил «гуманитарку» — целую коробку бананов, и мы потом две недели эти бананы кушали (улыбается). Те из нас, кто помладше, многого просто не замечали, кто постарше, наверное, понимали. А у нас ещё был такой наивный детский взгляд.
Что касается разных опасностей, соблазнов, то получилось, что мы от этого тоже были ограждены. Единственный негатив, с которым я сталкивался, был в школе. Телевизор у нас дома был, но новости нас не интересовали — мы ждали мультиков и тому подобного. Потом папа поставил нам видеомагнитофон, и у нас был набор кассет с любимыми мультиками и фильмами. Так что у нас было очень хорошее детство.
И труды в восстанавливающемся храме для меня стали чем-то обыденным — мы всегда папе старались помогать. А тут на приходе без нас было не обойтись.
Получилось так, что среди прихожан у нас немало многодетных семей, и общая атмосфера у нас семейная. Некоторые мои друзья приходили в Церковь, глядя на нас. Люди ищут и если видят, что где-то хорошо, им хочется тоже к этому приобщиться. Если люди живут и радуются тому, что есть, что Бог дал, то это, конечно же, и других приводит к Богу.
Покрамовичи: отец Александр-старший с женой и детьми
Воспитание веры: научить молиться или научить любить?
Отец Александр-старший:
Я пришёл в Церковь из атеистической среды – я этого всего не умел, не знал, для меня это был опыт проб и ошибок, тяжёлый очень опыт. О многом я сожалею. Ну, что есть – то есть.
Пока у меня не было веры, я был адреналиновым наркоманом. Многим кажется, что это нормально, когда люди занимаются каким-то экстримом для того, чтобы почувствовать, что они живы. В момент опасности особенно остро ощущаешь себя. Я хотел заниматься трюками – тогда было много фильмов с замечательными каскадёрами, французских, американских. Мне казалось, что это будет замечательная, интересная жизнь. Тем более, что, у меня старший брат – актер, и я практически вырос за кулисами театра, но для себя выбрал трюки.
Профессии каскадёра тогда не было. То есть, в титрах каскадёров указывали, но чтобы учить тому, как исполнять трюки – такого не было очень долго. Предпосылки к созданию школы возникли уже на моей памяти. То, что мы делали, как правило, в кадре было почти незаметно. Одна картина была, где у нас было больше тысячи трюков, но она не вышла в прокат (смеётся). Хотя заработали мы на этих съёмках хорошо.
Но самое смешное, что когда я начал сниматься в кино, мне это было уже не нужно – я уже обрёл веру, а этим ремеслом продолжал заниматься только ради заработка.
Детей я старался воспитывать в вере. Но не могу сказать, что у меня получалось. Был такой случай, когда я был ещё псаломщиком. Мои дети стояли на клиросе этаким строем — крестились, кланялись и так далее. И как-то я входил в алтарь, а там батюшка был такой старенький, он и говорит: «Как ты их выдрессировал!» Я сначала очень обиделся, а потом понял, что он прав – это была именно дрессировка какая-то.
По сути дела, детей не надо учить молиться, учить ходить в церковь, причащаться Святых Христовых Тайн… Их надо учить любить Бога. Вот если сможешь научить их любви к Богу, они всё вышеперечисленное будут делать сами, их не нужно будет к этому принуждать. Ведь самый главный подарок ребёнка отцу – какое-то особое внимание, любящее сердце. И Богу – что мы можем Ему принести? Любящее сердце.
Отец Александр-младший:
В детстве я жил традициями, формами. Очень любил читать – прочитал много сказок, потом от сказок перешёл к житиям святых, но воспринимал их как сказки. А уже в более сознательном возрасте, лет в 20, начал задумываться о сути веры, о богослужении. Как-то на улице меня встретил сектант, я вступил с ним в спор и понял: вот я сын священника, а о самой вере знаю мало – в споре я «плаваю». С тех пор начал потихонечку докапываться до истины, учиться понимать Священное Писание, суть вероучения, наши отличия от других.
Я закончил музыкальное училище по специальности «дирижёр-хоровик». Меня всегда привлекала хоровая музыка, и я мог пойти по этому пути, у меня даже были планы. Но из-за некоторой лени я не стал поступать в Консерваторию. Чтобы поступить, мне нужно было хорошо подготовиться, так как конкурс на момент моего выпуска из училища был очень большой. Тогда я бы, вероятно, не поступил, то года через два, скорее всего, прорвался бы. А тут можно было сразу пойти в Институт богословия и философии, тем более, что это не семинария. Я решил: «А почему бы и нет?» И тот спор с сектантом повлиял. Ну и отец, конечно.
Когда я стал священником, для меня поменялось только качество моего служения, а так я всю жизнь в этой среде, не выходил из неё – с малых лет помогал на богослужениях. Есть несколько священников, чьему мнению я очень доверяю. Если возникает сложный случай, когда я сам не знаю, что делать, первый, к кому иду – это отец. Чаще всего его совет мне помогает – всё-таки у него опыта раз в двадцать больше, чем у меня (улыбается).
Замечаю за собой, что если говорю проповедь, то часто пользуюсь тем, что услышал от отца – его формулировки, примеры сидят в голове. Зачем изобретать своё, когда уже есть хорошее готовое? (улыбается)
Венчание отца Александра-Покрамовича-младшего
Главное правило – говорить с детьми
Отец Александр-старший:
Главное моё сожаление: всё-таки детям надо посвящать больше времени. Это известнейшая ошибка: священник считает, что нужно Церкви отдавать всего себя целиком. Но ведь твоя семья – это тоже Церковь, и это то же самое служение, от которого, к тому же, зависит и всё твоё дело. Став священником, я понял, что у меня семья увеличилась до размеров прихода, но это не повод посвящать приходу больше времени, чем своим жене и детям. И мне надо было больше времени посвящать общению с ними. Как я сейчас понимаю из своего опыта, семейная жизнь нисколько не мешает священническому служению. Наоборот, она его дополняет, придаёт особый смысл служению на приходе.
Я считаю, что с детьми нужно разговаривать как с взрослыми. Вот он крохотный совсем, но его нужно воспринимать как большого взрослого человека. Тогда он к тебе проникается, разговаривает с тобой, тогда можно что-то понять и донести до него. А если с ним сюсюкать, он не будет тебя воспринимать всерьёз.
Когда у детей появлялись сомнения, я старался влиять, но по большей части эти сомнения уходили у них сами. Кто нас больше всего воспитывает? Господь – теми ситуациями, которые возникают в жизни человека. Я детям постоянно твердил: «Не торопись принимать какое-то мнение. Сперва поживи и посмотри, что тебе Господь покажет». И они убеждались, что без Бога жить очень сложно.
Отец Александр-младший:
У меня, как и у всякого, наверное, подростка, тоже был негатив, когда мнение родителей перестает быть авторитетными, я пытался отстаивать свою точку зрения. Вопрос в том, как отцы переживают такие периоды своих детей. Мы с отцом особо-то и не ссорились. Но я постоянно пытался проверять его на прочность. Но проверять нашего отца на прочность — себе дороже, человек он жёсткий. Поэтому и мои попытки обычно были обречены на провал. Но после всего этого я заново выстраивал отношения с отцом, и мы успешно с этим всем справились.
Сейчас я уже сам отец – моему ребенку 4 года. Я думаю, специальный язык для общения с детьми придумывать не надо: я с ним общаюсь, как с взрослым. Он не всё понимает, я его и не заставляю понимать, но как-то «разжевать» на «детском» языке не стараюсь. А он, по крайней мере, пытается вникнуть.
Я вообще считаю, что у детей такие же мозги, как у взрослых, просто нет определённого опыта. А так они такие же умные, как и взрослые. С подростками, конечно, легче – они уже более-менее понимают язык взрослых, и с ними всегда есть о чем поговорить.
Отец Александр Покрамович-младший со своим сыном
В большие праздники всегда особенно заметно, когда в семье есть какие-то традиции и привычки, принесенные во взрослую жизнь из детства. Всегда интересно, как они создаются и передаются, почему у кого-то их нет, а другие – бережно хранят? В поселке Тярлево под Петербургом есть храм, сама история которого – иллюстрация преемственности. Сын последнего настоятеля, расстрелянного в 30-е годы, помня завет матери, в конце 90-х начал восстанавливать церковь, где служил отец, и тоже стал священником. До самой смерти он приезжал служить на вновь создаваемый Свято-Преображенский приход, заботой о котором с 2002 года занимается протоиерей Александр Покрамович. А помогает ему вся его большая семья – супруга, семь дочерей и три сына, один из которых тоже стал священником. «Батя» поговорил с двумя отцами Александрами Покрамовичами – старшим и младшим – о семейных традициях, детско-подростковых взаимоотношениях со сверстниками и воспитании в сложные времена. Отец Александр Покрамович-старший о сыне-священнике: «Он себя позиционировал как музыканта, а когда начал духовное образование, в процессе появился интерес. В музыке он тоже себя проявляет – до сих любит всё, что с ней связано, его хлебом не корми – дай в хоре попеть. Но он обрёл и радость священнического служения Богу. Мне было важно передать кому-то духовное наследство. А у Александра есть предрасположенность». Пасхальные традиции: дети не знали, что бывает иначе Отец Александр-старший: Праздник у нас начинался на Страстной Седмице, когда матушка начинала готовить пасхальные яства. Дети очень любили, когда это всё заготавливалось. По молодости мы собирались такой православной группой – было много детей, много родителей. Собирались мы на квартире одной нашей знакомой – сейчас она монахиня – и устраивали конкурс куличей. Наша семья выигрывала (смеётся). Помню, была ситуация, когда мы переезжали на этот приход, на Пасху здесь оказались мы вдвоём со старшим сыном Николаем, а наша семья оставалась на прежнем месте моего служения. И у нас с сыном не было ничего. Он всё спрашивал: «А будет хоть что-то из того, к чему мы привыкли?» Он очень расстраивался, что не будет привычных праздничных каких-то вещей. Мы выкрутились, как могла, а на следующий день приехали остальные дети и привезли все, что надо. Отец Александр-младший: Для меня праздничные традиции были вещами сами собой разумеющимися… У нас никогда не было ёлки на Новый год, а 5-го или 6-го января мы всей семьёй ёлку наряжали. И я очень удивился, когда узнал, что бывает иначе. Как праздновали Пасху, очень хорошо помню. Одно из самых ярких воспоминаний: Великая суббота, когда мы красили яйца, готовили куличи, помогали собирать пасхальную снедь. Потом была ночная служба – нас маленьких не всегда на неё брали, и мы ждали, когда родители вернутся, ведь сразу можно будет что-то вкусненькое съесть, до этого-то ничего из приготовленного есть нельзя (улыбается). Обычно потом мы шли в храм на пасхальный молебен, а после него был праздничный стол. Покрамовичи: отец Александр-старший с женой и детьми Дети-«исповедники»: верующий ребенок в неверующей среде Отец Александр-старший: Дети ходили в обычные школы и, конечно, ощущали разницу между жизнью нашей семьи и жизнью многих их одноклассников. Старшие дети застали советскую власть, когда в школе их заставляли снимать и даже отбирали крестики. Ещё они сражались — не хотели вступать в октябрята. Когда всех принимали, наши специально прогуляли школу. Но им потом всё-таки навесили эти значки. Хотя это был уже конец советской власти — после 1988 года, когда уже произошел перелом. Сначала мы жили в Петербурге, у нас был свой круг православных родителей и детей. Мы собирались, дети общались между собой, так что они не чувствовали себя ущемлёнными. А вот когда я поехал служить в Карелию – а это была такая показательная атеистическо-коммунистическая республика – там всё было очень сурово. В Сортавале не любили вообще никого, кто как-то выделяется. А священник и его дети… Про меня в городе слухов, сплетен было больше, чем про мэра. Соответственно, и детям досталось. Но они не жаловались. Отец Александр-младший: Я родился в 1987 году. Старшие жили в Питере, общались в православной среде, а я вырос в Карелии — там другая была ситуация. В школе меня, бывало, дразнили из-за того, что я сын священника и хожу в храм. Городок маленький, все знали отца — он был самым обсуждаемым человеком (смеётся). Со сверстниками я пытался спорить, но в какой-то момент понял, что это бесполезно — не слышат, всё равно верят слухам, какими бы бредовыми они ни были. Проще не обращать внимания, чем объяснять. Верующих сверстников у меня там было немного. Но так получилось, что все мои светские друзья в дальнейшем крестились. А в более сознательном возрасте, когда я поступил в среднее учебное заведение, было уже совсем другое отношение — я со всеми находил общий язык. Я не заносился так, что «вы неверные, в ад пойдёте», так что соприкосновение было нормальным. Мы должны оставаться людьми, с кем бы ни встречались. Отец Александр Покрамович-младщий – духовник фестиваля непрофессиональных короткометражных фильмов «Плёнка», в третий раз состоявшегося в феврале 2022 года. «Одно время я сторонился православной молодёжи потому, что они такие правильные – чуть что не так, сразу: “А ты точно православный?” – смеётся отец Александр. – А на фестивале я увидел другую православную молодёжь, без всякого зазнайства и излишнего фанатизма, нормальных позитивных людей без перегибов». Фестиваль дает возможность творчески высказываться на темы, которые волнуют. Его цель – показать, что разные молодые люди могут общаться между собой, что, невзирая на религиозные и субкультурные границы, мы можем находить общий язык. В сложные времена нужно уметь радоваться Отец Александр-старший: В те же 90-е, в особенно сложное время, внутренне мы однозначно чувствовали себя более стабильно, чем многие другие. Есть известное выражение: «как у Христа за пазухой». Человек, пришедший к Богу, чувствует себя как-то по-особенному защищённым. И наша семья – не исключение. Финансово было очень тяжело – у меня к тому времени было уже много детей. Но мы не чувствовали обездоленности или страха перед будущим. Наоборот, была уверенность, что всё будет хорошо. Раньше, по-моему, не было таких претензий к родителям, как теперь. Было много малообеспеченных семей. У меня в детстве был смешной случай. Я всегда считал, что моя семья не очень обеспеченная. Если мама покупала яблоки, то они резались на половинки, которые выдавались мне и брату в лучшем случае раз в день. По одной котлетке, по чуть-чуть всего, вещи покупались очень редко. И вдруг мой одноклассник сказал, что я «очень зажиточный» – оказывается, они живут ещё хуже. Так что всё познаётся в сравнении. Лучше в нищете, но в любви. Много раз я наблюдал: если дети знают, что такое нужда, они становятся лучше – им есть куда стремиться и, главное, они более человечны, понимают, что такое быть голодным или когда не купить какую-то вещь, которую хочется. Когда мы приехали восстанавливать этот храм, у нас был семейный подряд (смеётся). Когда благочинный отправлял меня на этот приход, он сказал: «Матушку сажай за свечной ящик, дети у тебя поют…» Так что со службой проблем не было. Сложнее было с собственно восстановлением храма, но все поучаствовали – ломали то, что было нагорожено за советское время, все вместе разгребали мусор, перекрывали крышу, строили звонницу. Конечно, когда живём одним делом – это очень укрепляет семейные отношения. Отец Александр-младший: В 90-е благодаря родителям я чувствовал себя более-менее ровно — родители не дали нам заметить эти тяжёлые времена. Они оберегали нас, а сами мы ещё не очень понимали, что происходит. По крайней мере, у нас дома всегда была еда, были какие-то овощи, фрукты. Помню, как папа получил «гуманитарку» — целую коробку бананов, и мы потом две недели эти бананы кушали (улыбается). Те из нас, кто помладше, многого просто не замечали, кто постарше, наверное, понимали. А у нас ещё был такой наивный детский взгляд. Что касается разных опасностей, соблазнов, то получилось, что мы от этого тоже были ограждены. Единственный негатив, с которым я сталкивался, был в школе. Телевизор у нас дома был, но новости нас не интересовали — мы ждали мультиков и тому подобного. Потом папа поставил нам видеомагнитофон, и у нас был набор кассет с любимыми мультиками и фильмами. Так что у нас было очень хорошее детство. И труды в восстанавливающемся храме для меня стали чем-то обыденным — мы всегда папе старались помогать. А тут на приходе без нас было не обойтись. Получилось так, что среди прихожан у нас немало многодетных семей, и общая атмосфера у нас семейная. Некоторые мои друзья приходили в Церковь, глядя на нас. Люди ищут и если видят, что где-то хорошо, им хочется тоже к этому приобщиться. Если люди живут и радуются тому, что есть, что Бог дал, то это, конечно же, и других приводит к Богу. Покрамовичи: отец Александр-старший с женой и детьми Воспитание веры: научить молиться или научить любить? Отец Александр-старший: Я пришёл в Церковь из атеистической среды – я этого всего не умел, не знал, для меня это был опыт проб и ошибок, тяжёлый очень опыт. О многом я сожалею. Ну, что есть – то есть. Пока у меня не было веры, я был адреналиновым наркоманом. Многим кажется, что это нормально, когда люди занимаются каким-то экстримом для того, чтобы почувствовать, что они живы. В момент опасности особенно остро ощущаешь себя. Я хотел заниматься трюками – тогда было много фильмов с замечательными каскадёрами, французских, американских. Мне казалось, что это будет замечательная, интересная жизнь. Тем более, что, у меня старший брат – актер, и я практически вырос за кулисами театра, но для себя выбрал трюки. Профессии каскадёра тогда не было. То есть, в титрах каскадёров указывали, но чтобы учить тому, как исполнять трюки – такого не было очень долго. Предпосылки к созданию школы возникли уже на моей памяти. То, что мы делали, как правило, в кадре было почти незаметно. Одна картина была, где у нас было
Источник: